— У тебя рубашка мятая, — недовольно говорит Егор своему коллеге.
Коллега безразлично пожимает плечами — знаю, мол, мятая, и что теперь? Егор недоумевает: с детства родители учили его надевать только тщательно отглаженные и чистые вещи, ведь встречают всегда по одёжке, а уж провожают по уму, да и то не всегда.
— И неприятно смотреть на человека в мятой рубашке, — добавляет он, видя, что коллега ни капли не устыдился от его справедливого замечания.
— Так и не смотри, в чём проблема? — терпеливо улыбается коллега. — Я ведь не прошу у тебя ни смотреть на меня, ни, тем более, выговаривать мне о моём внешнем виде.
Егор начинает тихо закипать бешенством от этой глупой ситуации. Неужели коллега действительно не понимает, что существуют незыблемые нормы, которым необходимо соответствовать? Расчёсывать волосы, чистить зубы по утрам и вечерам, мыть руки после туалета и выходить из дома только в чистой, поглаженной одежде.
— А почему я должен молчать, если мне не нравится? — настаивает он.
— А почему я должен изменить своим привычкам только потому, что тебе так сильно не нравится моя мятая рубашка? — в тон ему переспрашивает коллега, он, на удивление, терпения не теряет. — Это ведь моя рубашка и моё, соответственно, дело. Ты можешь чувствовать по этому поводу всё, что угодно, но говорить что мне носить, а что нет не имеешь никакого права. Я же не прошу тебя «по-другому» чувствовать, вот и ты меня не проси по-другому одеваться.
В этом, конечно, есть смысл, но Егор всё равно внутренне негодует. Он сжимает кулаки и думает, как ему поступить: уйти, махнув на собеседника рукой, или продолжить диалог? Всё же спрашивает:
— Почему же я не имею права сказать о том, что думаю и чувствую по поводу твоей одежды?
— Ты можешь, но только если я сам спрошу, что ты думаешь о моей одежде. До тех пор ты должен держать мнение при себе, потому что, в противном случае, ты вломишься в моё личное пространство без всякой причины. Это проявление неуважения и скрытая агрессия.
От неожиданности такого заявления Егор всплескивает руками, когда как коллега продолжает сохранять спокойный, отстранённо дружелюбный вид.
— Не было никакой агрессии! — возражает Егор. — Я не хотел показаться агрессивным и обидеть тебя.
— Тем не менее, ты дал оценку моему внешнему виду и сделал неуместное замечание без всякой на то причины.
— Мятая одежда вызывает брезгливость, поэтому я и сказал, — уверенность Егора стремительно идёт на убыль, потому что собеседник не проявляет никакой агрессии и спокойно ведёт разъяснительный диалог.
— Брезгливость, как и раздражение, отвращение, неприязнь, пренебрежение и неприятие, является формой гнева, который всегда выражается через агрессию, скрытую или открытую. Гнев можно воспринимать как энергию, которая вырабатывается для выплеска каким-то из многочисленных способов. В твоём случае это была скрытая агрессия, но нередко гнев приводит к прямой агрессии — нападкам, вербальным и физическим, а также к аутоагрессии, то есть причинению вреда самому себе.
— Но как же это связано с твоей рубашкой?
— Тебе виднее. Подумай, что именно тебя злит, и каких именно изменений ты хочешь в своей жизни. На самом деле, дело совсем не в моей рубашке, а в том, что гложет тебя изнутри. Если ты на что-то злишься, значит тебе хочется, чтобы что-то было по-другому.
Задай себе вопрос: как в итоге быть должно? А после найди, где в твоей жизни это самое «не так». И поймёшь, что не чужая мятая рубашка тебя злит, а то, что хочешь изменить что-то у себя и не можешь.
— Да… как говорится, в чужом глазу и соринку заметишь… — бормочет Егор в задумчивости и несколько раз кивает. — Я подумаю об этом. Прости за то, что сделал замечание. И спасибо за то, что всё объяснил.